За два с небольшим года он стал «медийным» лицом, но, к счастью, не превратился в светского персонажа. На это у него просто нет времени. С актером Данилой Козловским буквально на ходу пообщался Алексей Семочкин.

Данилой Козловским заинтересовались два с лишним года назад сразу после премьеры фильма Garpastum, где он ярко и тонко исполнил одну из главных ролей. Кто-то удостоил его поверхностным светским вниманием: мол, красавец, «модельная внешность» и все такое, будем рады видеть вас на нашей обложке и на вечеринке. Другие увидели большее, и были правы. За эти два с половиной года Данила сыграл три крупные роли в спектаклях своего учителя Льва Додина на сцене Малого драматического, снялся в нескольких фильмах и сейчас заканчивает «Мишень», получил «Белого слона» от кинокритиков и театральный «Золотой софит» — и загружен работой так, что сесть и подробно поговорить в жанре интервью может только глубокой ночью. Где-нибудь во втором часу. В это время я сплю. Извини, Данила. Давай искать приемлемые варианты.

Вариант оказался один — провести с ним день, перемещаясь на его Audi A6 по привычному ему петербургскому маршруту. Я согласился. Заодно и узнаю, чем так занят артист Козловский сутки напролет. В общем, мое очередное утро началось раньше, чем я предполагал, и не там, где обычно. 7.25, аэропорт Пулково. Толком не проснувшись, я встречаю рейс, который час назад вылетел из Шереметьева с Козловским на борту. Самолет не опоздал, Даня шагает мне навстречу с портпледом в руке. Веселый и бодрый, глаза горят. Будто и не было у него ночной смены. Его машина ждет неподалеку, на стоянке. Черная с тонированными стеклами, «бандитского» типа. Пока мы к ней приближаемся, он на ходу рассказывает мне про съемки у Александра Зельдовича в «Мишени», про свою роль и про то, как круто все должно получиться. Сюжет сценария Владимира Сорокина он по контракту обязан хранить в тайне и слово держит. Ограничивается малым: время действия — 2020 год, все герои — из высших кругов московского общества, он — телезвезда, шоумен, любимец и любитель дам.

Девушки улыбаются — явно узнали его. Наверное, по фильму «Мы из будущего», что вышел недавно.

— Совершенно разные шоу, невероятные костюмы! — Даня одной рукой крутит руль, другой размахивает в воздухе. — Есть строгий, классический, в духе шестидесятых годов. Есть блестящий комбинезон тореодора, глаза подведены, волосы золотистого цвета «иглами» вверх. А в третьем шоу я арлекин, немного клоун. — Машиной-то своей доволен? — Собираюсь менять. — А когда ты ее купил? — Летом. Хорошая, но старенькая уже. Девять лет бегает. Подъезжаем к заправке. — Может, помоешь заодно? — спрашиваю. Audi явно в этом нуждается, я еще на стоянке заметил. — Давно хочу. — Даня с сомнением смотрит на часы. — Нет, сейчас не успеем. И просит мальчишку с бензоколонки быстренько протереть стекла, фары и зеркала. — Много жрет твоя грязная «старушка»?— Очень. Двадцать литров. Что ты хочешь, у нее мотор два и восемь.— А на что поменял бы ее, если б был не ограничен в средствах?Даня задумывается.— На какой-нибудь раритет типа Tucker Tornado. Ее в сорок восьмом году выпустили в Штатах — всего сорок штук осталось. Я прочитал об этом в одном журнале, лежа в военном госпитале имени Семашко, когда учился в Кадетском корпусе. С тех пор мечтаю.

— Кадетский корпус... Давно это было, в твоей прошлой жизни. А сейчас что? Пара-тройка главных голливудских ролей — и смело приценивайся к одной из сорока «торпед». Он хохочет. — Нет, если поближе к реальности, то я бы взял какой-нибудь джип-мерс. Или ту же Audi А6, только новую. Но она тоже стоит немало. Восемьдесят тысяч евро, кажется. Или семьдесят. А про Голливуд я не зря пошутил. Год назад Даня решил взяться за английский и сейчас как раз едет на занятия. По пути успеваем заскочить в кафе на апельсиновый фреш и зеленый чай. Девушки за соседним столиком явно его узнали. Стреляют глазами и улыбаются. Может, видели в спектаклях Малого драматического — у Козловского там уже свой штат поклонниц: цветы дарят, у служебного входа поджидают. А скорее — запомнили по полуфантастическому фильму «Мы из будущего», который недавно вышел. Там у Дани главная роль «черного следопыта» по кличке Борман, и биллбордами с его физиономией обе столицы были декорированы очень густо.

Тем временем он делится своей радикальной идеей по освоению языка:— Если бы работа позволила — предположим, зимой... Уехать на пару месяцев в Лос-Анджелес, поработать там в пиццерии — почувствовать язык. Заговорить по-настоящему. Мы вместе с Уршулой собираемся. Уршула Малка — его девушка. Вместе учились на курсе у Додина, сейчас вместе играют в театре «Варшавскую мелодию». Уршула — полька, и ей роль Гели, влюбленной в русского парня, словно судьбой назначена. И роман их начался как раз в Польше, в прошлом году. Малый драматический привез в Гдыню «Короля Лира». Даня в нем занят, а Уршула — нет. Но она проводила дома, в Варшаве, отпуск. Там и встретились.— Мы к тому времени уже выпустили «Варшавскую мелодию», — рассказывает Даня, и я понимал, что люблю Улю. Это еще до репетиций началось, но там все обострилось. Как потом выяснилось, она меня тоже любила, но каждый боялся признаться первым — оба боялись услышать «нет».

— Я приехал и завоевал ее, — сообщает он гордо. — Потом улетел на съемки «Мишени» на Алтай, звонил ей оттуда каждый день... Представляешь, двенадцать часов езды от Барнаула, дикая природа, вокруг — горы, дома с плоскими крышами, на них — скелеты мертвых животных. На улицах ни души, повсюду козье дерьмо. Единственное дерево — и то сухое, и растет под углом, как Пизанская башня. Кратеры высохших озер, лабиринты рек — абсолютно космический ландшафт — и я оттуда по мобильному с Варшавой разговариваю. Через месяц опять прилетел к Уле. Она мне подарила чашку, очень красивую. Я стал с ней на радостях танцевать — и выронил из рук, разбил. На счастье. Историю любви прерывает звонок на Данин мобильный. — Да, Уршулочка.... Да, солнышко... Прилетел. Целую.Улыбаясь, оборачивается ко мне:— Очень обижается, когда я долго не звоню или не шлю эсэмэски. Переживает. «Не вздумай ехать слишком быстро. Лучше опоздай». А через минуту: «Где ты? Почему тебя так долго нет?» — «Да еду я, еду. Спешу, скорость сто пятьдесят....» — «Нет-нет-нет, езжай медленно, пожалуйста!...» А потом опять: «Сколько можно ждать? Еда уже давно готова...» — Польскими блюдами тебя балует?— Да. Ей мама прислала кулинарную книжку, и теперь Уля готовит мне мясо по-польски, свеклу по-польски...

Английским он прозанимался часа два, предоставив меня самому себе. Встретившись в условленное время, едем на Рубинштейна — в театр. Малый драматический опять взялся за Шекспира, на этот раз — за «Бесплодные усилия любви». — Кого ты репетируешь? — Бирона. Лучшая роль в пьесе. Самый умный и трезвый в свите Генриха!Далее следует маленькая восторженная лекция о Бироне, о пьесе, о будущем спектакле, о бесплодных усилиях любви. Лекция прерывается у театра: Данила, чертыхаясь, ищет, где бы припарковаться. На саму репетицию я не зван, но дважды бывал на «открытом уроке» додинского курса и примерно знаю, как все у них происходит. Разминка, распевка, обед, а к четырем-пяти придет Додин: «Ну, давайте, братцы, с богом». И вперед — до полуночи. Пока Лев Абрамович не скажет свое опять же традиционное: «Прервемся на сегодня. А то проф¬союз нам не простит. Есть вопросы? Хорошо, что нет. Это обнадеживает».

В полночь я жду Даню у служебного входа в театр. Мы садимся в машину и, захватив по дороге прелестную Уршулу, едем на ужин к Даниной маме. Поздний, надо сказать, ужин, но раньше не получается. Нас ждут язык и лобио, приготовленные Надеждой Николаевной, а также тушенные в загадочном красном соусе куриные ножки — это уже произведение маминого мужа, невозмутимого Бориса Евгеньевича. Даня зовет его «паханчик», а любимая мама фигурирует у него, да и у братьев — старшего, Егора, и младшего, Ивана, — только в ласкательных и превосходных степенях.Пока мы ужинаем, еще один член семьи заперт в комнате. Его зовут Сэр.— Почему Сэр?— Потому что, когда он, еще щенком, выходил на улицу, у него голова всегда была гордо поднята вверх. И по квартире он так же ходит. Абсолютный сэр.Помесь сенбернара с овчаркой, Сэр не терпит никого вблизи Надежды Николаевны — даже на расстоянии метра. Потому и заперли его.

Меж тем мне пора и честь знать: второй час ночи. Примерно в это время и предлагал мне Данила Козловский посидеть-поговорить под диктофон. Так что все сходится.