|
ИНТЕРВЬЮ GQ
— Я вот попытался прикинуть, насколько мощный у тебя выдался год, и поверить не мог: «Шпион», «Легенда № 17» и «Духless» вышли в пределах двенадцати месяцев.
—Да, за год вышло три картины.
— Не просто «три картины».
— Две успешные картины, а «Шпион» провалился, но я люблю его не меньше. Мне кажется, он свежий, необычный — своего рода героический комикс.
— Конечно, это же «Капитан Америка», только русский.
— К сожалению, в народ он не пошел. Думаю, дело в ошибках рекламной кампании. Его продвигали как историческую драму, пытались в роликах заинтриговать зрителей «тайными планами Гитлера». Добились обратного: ой, опять Гитлер, Сталин... хватит, не надо.
— Великое кино о великой войне.
— А надо было продвигать именно как комикс, где Гитлер отдает приказы по скайпу, молодой энкавэдэшник воображает себя Зорро, у дверей Дома культуры дежурят камеры наружного наблюдения, и еще есть большая любовь.
— С «Легендой» все наоборот. Я ее посмотрел в самом начале проката, в полупустом зале, и страшно волновался, что такое отличное кино сейчас провалится. Потом фильм становится всенародным хитом, его поднимает на щит Путин, и... это вроде все то же кино, но теперь оно уже кажется частью огромной государственной махины, и любить его стало сложнее. У тебя самого было это ощущение?
— Я боялся этого государственного внимания к «Легенде», особенно после встречи с президентом, боялся, что люди станут воспринимать наш фильм как, не знаю, пропаганду Сочи 2014 и так далее. К счастью, его полюбили, агитку так не смогли бы полюбить. Ко мне до сих пор подходят незнакомые люди, благодарят, и говорят они о личном: «Я почувствовал, что, сука, тоже смогу! Он смог — и я смогу». Мне даже мама рассказывала, как недавно боролась с плохим самочувствием, повторяя про себя: «Тебе не больно, Харламов!» Только от двух-трех людей я услышал что-то типа «небывалую гордость испытываешь за страну!». В фильме есть мощный патриотический заряд, в этом нет ничего дурного, и сделано это, как мне кажется, аккуратно, без (поет) «Россия — великая наша держава, а вы, остальные, говно». Ненавижу такой патриотизм, патриотизм-извращенец, в нем очень много презрения к другим и совсем нет желания сделать себя и жизнь в своей стране лучше. По мне, патриотизм — это когда не бросают окурки мимо урны на землю, а не когда на всех углах кричат, как они эту землю любят. Если люди гадят у себя же в подъездах, о каком патриотизме вообще речь? С подъездов надо начинать, а не с георгиевских ленточек и маек с олимпийской символикой.
— Удивительно, что ты чуть ли не единственный актер, который говорит про такие вещи нормальным человеческим языком. Причем то, что ты говоришь, это ведь даже не крамола в обычном понимании. Но сейчас политическая лояльность, патриотизм и едва ли не здоровый образ жизни идут одним пакетом. Нужно быть за все хорошее против всего плохого.
— Мы все осторожничаем, причем часто инициатива идет не «сверху», а от нас самих. Думаем: на всякий случай не будем. Нам никто не запрещал, но... лучше не надо.
— «Духless» в этом плане — едва ли не полная противоположность «Легенде».
— Это был первый фильм за долгое время, который принес реальный коммерческий успех. Его посмотрели около двух с половиной миллионов человек, для наших двух тысяч кинотеатров это довольно много. Люди благодарили и за «Духless». Понятно, что все это весьма приблизительно, но это хоть чуть-чуть фильм о нас, о нашем времени, о том, что происходит сейчас. Мало кто может соотносить себя с его героем, но этот фильм хоть как-то, немножко, про нас. Все эти восстания, офисная жизнь. У нас же [в фильме] тоже была Болотная... Хоть немножко это оказалось возможно. Люди благодарили с этим настроением. А «Легенда» — это больше личностные переживания, это о том, что мы можем, на что мы способны, что все возможно. У каждого есть мечта, желание быть успешным, состояться. Это замечательное желание, оно необходимо, это один из главных моторов, мотиваций.
— Ну вот, у тебя сбылась. Прошел этот сумасшедший год. Ты себя чувствуешь немного другим в конце этого года, чем в начале?
— Нет. Это без кокетства. То есть я понимаю, что изменения произошли — и во мне, и вокруг меня, но чтобы я почувствовал себя другим — нет, не могу так сказать.
— Я вот что имею в виду. В России, если ты что-то делаешь хорошо, то быстро ударишься головой об потолок. Вот один мой друг и твой земляк решил стать лучшим рэпером в России. Взял и стал. Собирает большие залы просто по объявлению «ВКонтакте». И мне за него реально боязно, потому что дальше что? Рынок-то завоеван. У тебя нет такого страха?
— Мне очень нравится фраза одного известного американского артиста: «Если твое имя не произносят без запинки где-нибудь в Карачи — ты не звезда». Мое имя уже за пределами Садового кольца, как мне кажется, пока что мало кому о чем-то говорит. Кроме того, потолок есть у известности, звездности, а в профессии его нет.
— Я скорее о профессии.
— В ней можно бесконечно развиваться и удивлять. Возможности для этого колоссальные, и я бы хотел постоянно расширять пространство своей актерской жизни.
— Играть здесь и параллельно в Голливуде?
— А почему нет? Я не буду сейчас рассуждать о том, есть или нет у русского кинематографа шанс интегрироваться в западный рынок. Могу отвечать за себя: я знаю, что, только добившись успеха тут, становишься интересен там. Я к этому стремлюсь и никогда этого не стеснялся. Мне дико интересна Америка, и мне очень понравился мой первый опыт [съемок в «Академии вампиров», где Козловский сыграл главную роль. — Прим. GQ].
— Очевидно, что российских звезд стали больше снимать на Западе. Но ведь отчасти — сейчас я немного боюсь тебя обидеть — это делается потому, что сама Россия стала большим рынком сбыта. И участие россиян облегчает прокат фильмов здесь же.
— Отчасти — да, наверное. Так везде, это нормально. Посмотреть, как «наш» сыграл «у них», — это еще один повод купить билет в кино, но все же не главный, да и «они» не каждого берут. В «Академии вампиров» персонаж изначально был русский, но по книге он давно живет в Америке, свободно говорит по-английски, и актера искали среди англичан и американцев, только в самый последний момент решили попробовать меня.
— Как так вышло?
— Это отдельная история. Год назад я оказался в Нью-Йорке. Вдруг почувствовал, что мне нужно что-то новое для себя найти, чем-то напитаться на будущее. Снял себе квартиру в Сохо на Малберри и прилетел. Провел там месяц.
— В кафе Gitane ходил? Это любимое место моделей.
— О, фак!.. Не знал. Ну, в следующий раз. В Нью-Йорке я встречался с агентами, но не много — в основном ходил в театр, в музеи, шлялся по городу. Перезагрузился и улетел домой окрыленный. А весной, когда уже был утвержден в «Академию», выяснил, как обо мне узнала кастинг-директор. Оказывается, она в разговоре с нью-йоркской подругой сказала, что вот, делаем фильм, ищу артистов, в том числе на роль Дмитрия Беликова. А та ей говорит: ты знаешь, к моей подруге летом заходил один русский парень, тебе это может быть интересно, погляди. Вот такая цепочка, и это потрясающе: я поехал в Нью-Йорк за новой жизнью и нашел эту роль.
— А где снимали «Академию»?
— В Лондоне.
— Ну да, в Америке же замков таких нет.
— Меня ребята из американской группы на съемках все время спрашивали: «Ты был в Виндзорском замке? О, там так красиво!» Оказался обычный замок. Но для них это нечто невиданное.
— Каково тебе было играть на английском?
— Я недоволен своим языком, поэтому не могу его адекватно оценить. У меня получилось сделать большую роль на английском без переводчика, но сейчас я еще интенсивней занимаюсь с педагогом-американцем. Это необходимо. Кроме всего прочего, есть фактор акцента.
— Да, проклятие русского акцента. Можно идеально знать язык и все равно всю жизнь играть генералов КГБ.
— Понятно, играть чистокровного американца ты не сможешь. Но если на пробах ты вызываешь у них интерес, они уже думают: «А почему, собственно, герой должен быть обязательно американец? Он может жить в Америке лет десять...» Начинают подстраиваться под тебя. Но для этого тебе в любом случае нужно много всего делать. Надо трудиться еще больше, чем они, а они пашут как проклятые. Когда я готовился к съемкам в «Легенде», вокруг качали головами: «Старик, вау, ты вкалываешь по пять-шесть часов, какой молодец...» А там [перед съемками «Академии вампиров». — Прим. GQ] у меня был пикап в семь утра из гостиницы, и возвращались мы в семь вечера. Ежедневно 12 часов непрерывной работы: тренировки, встречи с режиссером, репетиции, костюм, грим. И это считается там абсолютно нормальным. Тебя утвердили на главную роль? Круто, замечательно — а теперь работаем. По-настоящему. Иначе нельзя.
— С чем это связано?
— С отношением к делу. Люди дорожат своим местом, именем, репутацией. Взять, к примеру, человека, который ставит «марки» — это такие точки, по которым пробегает артист в кадре. У нас часто их ставят с таким видом: «Я вам, конечно, поставлю, раз уж я здесь работаю, но вообще-то я не про это». Если не хочешь ставить «марки», если тебя это унижает — тогда не делай этого! Но если работаешь — работай. На «Академии» это делал парень, я на всю жизнь запомню: с рацией, скотчем и кучей самых разных «марок». Одни — чтобы ставить на песок, другие — на дерево и так далее. Стоило мне только сделать шаг, он тут же подбегал и ставил «марку». Работал красиво, явно получал от этого удовольствие, и видно было, что он дорожит своим местом. Как-то в самом начале режиссер, показав мне, где нужно остановиться, спросил, куда поставить «марку», чтоб было удобней. Да не надо, отвечаю, основываясь на своем русском опыте, я и так запомню по вот этому деревцу... Видели бы вы глаза режиссера: он вообще не понял, о чем это я. А тот парень посмотрел на меня как на человека, который хочет у него работу отнять. «Что значит «запомнишь»?! Это моя работа, я за нее получаю деньги и я ее люблю». Они по-настоящему любят это. Нас тоже не обвинишь в отсутствии любви к кино, но мы при этом позволяем себе быть немножко ироничными, а это неправильно. Помню, когда выпускали «Дозоры», артисты, которые там снимались, говорили об этом со смущенным смешком, как бы извиняясь: ну, ха-ха, «Дозор». А там, когда сыграют в «Бэтмене», говорят об этом так, будто им выпала роль Гамлета или Мити Карамазова. Увлеченно рассказывают о «Бэтмене» как о великом кино, основанном на мифологии страны. Потрясающе.
— Это, кстати, ведь тоже про отсутствие замков. У Америки нет навязчивой нужды все сравнивать с лучшими примерами своей культуры за триста лет. Они не смотрят на Бэтмена и не говорят: «Ну‑у-у, это не "Гражданин Кейн"», но мужик постарался».
— Если они что-то делают, то всерьез. Бывает, у нашего актера спрашиваешь: «Ты чем занимаешься?» – (Пренебрежительно.) «Да, ..., снимаюсь там... в одном сериале...» Понимаю, сериалы бывают те еще, но ты либо не снимайся в них, либо не презирай то, что делаешь. Я тут оказался в компании одного кинематографиста и его друзей. Сидим, беседуем. Заговорил о перфекционизме и чувствую, что зря: человек вроде слушает, но немножко так в кресле сползает... вот уже в телефон залез, проверил эсэмэс... скучает, короче. И тут другой артист вспоминает, как у них на площадке кто-то нажрался и смену сорвал. Все тут же оживились, повеселели. Про это слушать интереснее, это нам понятнее.
— Твоя следующая роль — Дубровский.
— Это современная история по мотивам «Дубровского». Мы присвоили пушкинский сюжет, и он интересно соединился с тем, что происходит сейчас. Ссора с Троекуровым, беспредел власть имущих, превращающих людей в бунтарей-мстителей, и так далее.
— А кто Дубровский в этом раскладе?
— У нас он адвокат преуспевающий, чья жизнь круто меняется из-за смерти отца: он сталкивается лицом к лицу со страной, о которой у себя в Москве и понятия не имел, и его сознание переворачивается на 180 градусов.
— Макс из «Духless», Харламов, Дубровский — иконы. Тебя не беспокоит, что ты одного за другим воплощаешь заведомо иконических персонажей? Ты ведь, считай, за год сыграл Бэтмена, Штирлица и Майкла Джордана.
— Я не сыграл их за год. Фильмы выходят подряд, но снимали их в разное время, «Духless» и «Дубровского» — с паузами в год. Эти фильмы, кстати, совершенно не запускались в расчете на меня: в планах продюсеров и режиссеров я поначалу не значился. Но так получилось, что эти роли сыграл я.
— То есть это не то чтобы «Данила Козловский играет только великих людей».
— (Смеется.) Я же не музей Тюссо.
Михаил Идов, GQ, сентябрь 2013
Фото из журнала
|
|