21 апреля 2016 года в Малом драматическом театре Санкт-Петербурга состоялась вторая премьера "Гамлета". На нём побывала наша форумчанка Маша Ленская. Она написала изумительный отзыв.

Не мешайте Гамлету молиться. От душевного расстройства до сумасшествия.
Заплаканный Гамлет. Потерявший отца и сопротивляющийся потере матери. Для меня первая сцена появления Гамлета (Данила Козловский) и Гертруды (Ксения Раппопорт) на сцене - ключевая точка. Отсюда начнется всё. Не ревность, не месть, не жажда справедливости. Пока только желание не потерять мать. Как подросток, одновременно любящий и ненавидящий, резкий, бессердечный, оказавшийся внезапно в пустоте, он испуган и зол. Обычная смесь чувств. Нападками удерживать её внимание, парировать, чтобы все еще быть рядом. Душевно расстроены и он, и она. Она, как расстроенная скрипка, выдает ненастоящие звуки, не приносит красоту в мир, звучит фальшиво. Это не её голос, не её звук. Так же и Гамлет звучит, как расстроенный инструмент, непривычно, резковато и неприятно. Но он еще в абсолютном уме. Был ли отец для него камертоном, по которому он выверял свой верный ритм и такт? Не знаю, не уверена. Но сейчас отца нет. Глаза полны слез, сердце еще не окаменело. Это молитва без слов и даже уже на грани веры. Если болит рука - значит она есть. Но ему не дают быть в вере, это не смиренная молитва, это поиск и сожаление. Последние дни пребывания на светлой стороне.

Немного отступлю. Свет и музыка проникают в зал от каждого прикосновения к дверям, и каждый, кто входит, впускает свет и музыку. Там, снаружи, мир с его звуками. И двери - это ворота, отделяющие свет от тьмы, открыв которые, ты решаешь, где тебе быть. По ту сторону свет, внутри - тьма. И черный зал МДТ только усиливает это ощущение. Каждый раз, выходя из света, все еще остаётся шанс у души вернуться назад. Но скоро эти переходы прекратятся, потоки света и заливающие звуки исчезнут. А музыка останется только голосом флейты. Но это позже...

Мать и сын - ни у кого из них нет желания быть на одной стороне. Ему еще больно, Ей уже страшно. Маленький круговоротик, который к концу превратится в огромную воронку, начал свое движение. Пока это не заметно. Пока все покрывает лживая забота друг о друге. Но с каждым шагом, с каждым появлением новых персонажей на сцене этот круговорот набирает силу.

С появлением Клавдия (Игорь Черневич) и Полония (Станислав Никольский) амплитуда увеличивается. Шепот голосов усиливается, раскачивается. Каждый из героев пройдет невидимую точку. Каждый по-своему выкрикнет "Я" и начнет раскручивать свою воронку вокруг себя. И в этом самолюбовании начнет процветать душевное расстройство. И вот граница, за которой душа уже не слышна. И только слышно голос больного разума в диалогах и монологах, в передвижениях, в звуках. Гертруда: "Я хочу", Клавдий: "Я есть", Офелия: "Я могу". Гамлет: "Я должен?!"

Меня поразило, как это все изменяется незаметно. Крик лишь усиливает это ощущение. Когда сам кричишь, ты не понимаешь какой силой наполнен голос. Не понимаешь его влияния на окружающих. Но если успеть посмотреть в этот момент в глаза того, на кого кричишь, то можно ощутить многое.

Гертруда мечется и, не выдерживая напряжения, срывает покров. Ее монолог вдавливает в кресло. Это не оправдание ее действиям, это ее правда. Смотреть на нее в этот момент так же больно, как и слышать правду. Но этот крик - это уже приговор. Она закручивает весь мир вокруг себя и не замечает глаз обращенного на нее сына. Вот и все.

Полоний. Для меня он уже в последней стадии, он вне ума. И поэтому он так ясно видит эту воронку сумасшествия, в которую поочередно впрыгивают все. Поэтому он понимает Гамлета. Это как в зеркало смотреть. Только в такое зеркало, которое показывает тебя в недалёком прошлом. Кому как не ему кричать: "Гамлета вон!" Никольский, как никогда, настолько органичен! Первое же его появление поражает мастерством актёрской игры. Движения, пластика такие, будто бы это два разных человека одновременно. Контраст голоса от срывающегося в крике до шепота без сбивки дыхания... Не зря именно его Додин на поклонах первого поставит в круг шквальных аплодисментов. Браво!

И вот наступает момент в спектакле, когда появляются еще три персонажа: Горацио (Сергей Курышев), Марцелл (Игорь Иванов), Бернардо (Сергей Козырев). С их появлением воронка вокруг Гамлета закрутится с бешеной силой. Он явит им свою волю, сделав их голосом. Но не голосом сердца. Но сначала я попаду под гипноз Иванова. Я не могу это никак по-иному назвать. Он говорил, и я никого больше не видела, не слышала. Обнаружила, что на сцене несколько персонажей, много позже. Мне кажется, все они, смотревшие на него, сами попали под его влияние. Он невероятен.

В уста этих трех героев Додин вложил гениальный текст. Они единственные, кто не попадет в воронку. Они символически вывернут себя наружу. Им можно. Весь мир театр, а люди в нем актеры. Мне кажется, это в чем-то автобиографично для Додина. Через них он говорит: "Я здесь для этого, я просто скажу то, что вы думаете".

Эти трое озвучат пьесу, написанную Гамлетом. И это будет для меня кульминацией перехода от страдающей души до безумия. Здесь лежит граница. Здесь настоящее. Быть или не быть... Вернее, убить иль не убить. Здесь стоящий на коленях не будет прощен. Здесь мщение станет править всем. Клавдий наложит на себя руки не от увиденной правды, а от стоящего себя на коленях.

Игорь Черневич. В его реплике (молитве) такой Клавдий, которого я и представить себя не могла. Но его круговорот вокруг своей персоны самый понятный. Быть в тени, быть тенью брата - это испокон веков приводило к братоубийству.

Перед всем этим на сцене окажется еще Офелия (Елизавета Боярская). Она не может спасти Гамлета, она тоже закружит вокруг себя воронку, отречется от него. Но не по причине убийства брата (по сценарию Додина братом Офелии является Полоний). Нет. Будучи с Гамлетом, о нем она не думает и, мне кажется, не любит. Желает, хочет... Но не любит. Тогда что она, что Гертруда - нет никакой разницы. Это первая Офелия, в которую я поверила. В других постановках ее сумасшествие мне казалось притворным. Здесь же нет сумасшествия, просто она не наполнена любовью к нему. Она, как и все они, любит больше себя. Она, как анестезия, иногда обезболивает. Но Гамлет будет честнее - прогонит её. Если нет души, то и боли нет. Зачем анестезия, если нет боли? Смешной Полоний, отдает ей приказы и пытается всех обезболить. Вот почему он такой!? Но если смотреть так, то его «любовь» к сестре патологична.

Еще одни участники вступят в игру в момент театрального разоблачающего представления. Молча внесут первые доски, молча заколотят их. Гробовщики. Сыграют свою партию безупречно, постепенно все исчезнут. Они же останутся до конца. Это даже не эпизодическая роль, это роль второго плана. Сыграна блестяще.

Гамлет начинает вершить свою «справедливость». Ощущает ли он себя справедливым и карающим? Да. То есть метит на высший трон. Не на трон отца вовсе. Метит суд небесный вершить. Поэтому и безумен. На то он и высший, что не человеческий. Война во всей красе перед нами.

Первая смерть - все это действие от бега и летящего тела до падающей Гертруды - все оно настолько остро воспринимается. Еще бы. Время слез и молитв забыто, теперь беспощадность выходит на авансцену. Почему без ума? Потому что кто-то иной, вне Гамлета, управляет его руками, выдает ему слова пьесы. И это бесплотное присутствие иного ощутимо. «Случайное убийство» - так мировые войны начинались, так что покровы сорваны. Война.

Цепь событий дальше будет идти с огромной скоростью и плотностью. В кресло вдавливаешься, будто бы самолет взмывает.

Для несмотревших описывать подробно все сцены не хочу, это надо пережить. Вкратце опишу лишь ещё пару сцен.

Лиза Боярская и ее монолог. Сильнейшая актерская игра. Убедительна до мурашек. Обречена сама собой. Тот, кто видел, поймет, надеюсь, весь смысл этой фразы. Еще раз скажу, для меня именно такая Офелия органичнее всего. Ее походка выдаёт ее с первого появления, и я сразу поверила в нее. Обычно семенящая, ничего не видящая дурочка, в этом спектакле она иная.

Гертруда (Раппопорт) и Клавдий (Черневич) - теперь они будут до конца вместе. Расписывать каждую мизансцену не смогу. Да и не надо. До сих пор мурашки и от смысла, и от игры. Правда, игрой в принципе сложно назвать все увиденное. Я часто спрашивала себя: "Как они это делают? Как, откуда они находят и выносят это все нам?" После этого спектакля нет смысла спрашивать. Объяснения нет. Уму непостижимо. Не было никакой Ксении на сцене. Была Гертруда. Не было Черневича. Был Клавдий. И так можно сказать обо всём актёрском составе.

Была Гертруда - нет Гертруды! Был Клавдий - нет Клавдия. Мощнейшая сцена. Смирение ли это? Это прятки с сорванными полотнищами? Не думаю. Смысл - в сброшенных покровах. Теперь уже все. Спускающиеся сверху вниз все трое уже, думаю, знают конец. Все они залезли наверх по трупам. Поэтому теперь можно только спускаться. Наверх дороги нет. Смирения тоже нет. Принятие своей судьбы? Думаю, да.

Вернувшийся Гамлет приносит с собой новый инструмент. Его игра на флейте в финале - это просветление перед концом. Сейчас он вернется в ум и, поняв, примет единственное решение. Писать про финальную сцену невозможно.

Данила Валерьевич, спасибо! Я пишу, словно всё увиденное пропускаю через себя. Видеть то, что вы показали, страшно, но нужно. Это может остановить нас, пока еще живущих.

Видя неизбежность такого конца, возможно остановишься вовремя.

Додин - мастер финалов. И в "Вишневом саде", и в "Коварстве и Любви", и в "Гамлете" с каждым действием дыхание становится всё резче, и в финале его совсем перехватывает.

Такая призма дается нам в руки, чтобы в бешеном темпе, за мгновения, вновь пережив весь спектакль, взглянуть на происходящее с другой точки зрения. Заканчивается ли война миром? Вернее, как ее закончить миром то? Если не было прощения с обеих сторон, то война не закончилась. Король умер. Да здравствует Король! И каждый следующий будет только беспощаднее предыдущего. Если покрыть забвением войну, она не станет миром. Её ростки прорастут и сквозь асфальт.

Зачем нужны жестокие сказки, как человек, занимающийся этим вопросом профессионально, скажу: чтобы предупредить. Иначе Фортинбрасы неизбежны до скончания века. Действие последнее - аплодисменты. Вернее сказать, поклоны. Для меня – реанимация. Иначе я бы и встать то не смогла.

Потряс Додин. На сцену вышел молодой человек, с добрым взглядом, пружинящей походкой. Без того самого «Я», о котором он с нами говорил. Как всегда прекрасен! Как филигранно, как тонко он вывел каждого актера на поклон, воздав каждому величайшее уважение, чтобы и мы смогли выразить это. Поочередно, начиная с Никольского и заканчивая выходом тройки великих: Иванова, Курышева, Козырева. Прямо перед нами еще один маленький спектакль, послесловие, наполненное тем светом, который был все время за пространством. И их счастливые лица, детские просто! БРАВО!