«При попытке передать эмоции от премьерного спектакля Льва Абрамовича Додина "Гамлет" слова неожиданно звучат плоско и бесцветно. Знаете, как в прошлом больному пускали в медицинских целях кровь? Жестоко, но действенно.

Это спектакль без сантиментов - в традициях МДТ, скупой на внешнюю атрибутику, аскетичный в визуальном изложении и многоцветный в наполнении смысловом.

О сценарии

Отложите в сторону потрёпанный томик Шекспира и тем самым избавьте себя от искушения сравнивать тексты и персонажей с творением вечного классика. Поверьте, через пару минут вам не будет никакого дела до шекспировских анналов. То, что развернётся перед вашими глазами, не оставит ни пространства, ни времени для сравнений. И действию, и его героям самим мало пространства: и сцены, и места, отвоёванного у зрительного зала. Они глобальны, их эмоции сильны и заразны. Ваши души и умы будут отравлены ими мгновенно. Через пару минут вам станет все равно - говорят ли актеры ямбической стопой или ядовитой прозой. Останется лишь то, ЧТО и КАК они говорят.

О сценографии

Художник Александр Давидович Боровский уже не в первый раз, работая со световым режиссером Дамиром Гибадрахмановичем Исмагиловым, выводит на первый план не декорации, а игру актёров. Нет никаких отвлекающих манёвров в виде меняющихся "задников", никаких имитаций городов, площадей, замков, никаких знаковых атрибутов, которые могли бы отослать нас к эпохе действия спектакля... Да и никаких эпох, собственно, тоже нет. Только люди и их страсти, одинаковые в любые эпохи. А ещё есть сцена - большая "братская могила", где с каждым новым действием вколачивается новый "гробовой гвоздь", погребая под деревянной крышкой новую жертву.

О костюмах

Роль, которую в додинской постановке играют костюмы (помимо традиционной) - роль полноправных, и зачастую, отдельных персонажей.

Присутствие в спектакле отца главного героя (тоже Гамлета, кстати сказать), а главное, присутствие его в мыслях сына как раз обусловлено костюмом последнего. Громкоговорящий принт на майке принца Датского из двух половин соединенных голов сына и отца (вспомните афишу) - прекрасный символ всего и сразу: здесь и раздвоение личности нашего героя, и пресловутый шекспировский образ "тени отца" и напоминание царственной парочке о совершенном злодеянии. Портрет же самого Гамлета, который с надписью "He is my Prince" напечатан на груди Офелии, разительно отличается от Гамлета реального. Тот, принтованный, предназначен ей в спутники богом и королевой, забывает обо всем в её объятьях и однажды поведёт её к алтарю. Но нет в настоящей действительности никакого "её" принца, а тот, что есть, безраздельно принадлежит другой, и "жажда мщения - имя её".

Придуман (правда, с иной целью) и ещё один портрет. На майке королевы красуется Клавдий, но в отличие от Офелии, Гертруда прекрасно представляет - насколько нарисованный Клавдий отличен от настоящего. Он необходим ей как щит от собственного сына, им она прикрывается, убеждая Гамлета, каким тираном был его отец для неё и для страны, и каким мудрым правителем и любящим мужем станет Клавдий.

И лишь Клавдий на самом Клавдии соответствует реальности, ибо любит новоиспеченный монарх лишь себя самого, и неважно, на чьей груди он нарисован.

Ещё хотелось рассказать о некоторых цветовых акцентах, но удержусь. Вы легко прочтёте их сами, когда посмотрите спектакль.

О музыке

Бессмысленно говорить о том, что необходимо слышать. Скажу лишь, что музыка здесь - ни в коем случае не фон (даже если она звучит далеко "на фоне), а иллюстрация. Гораздо более убедительная по силе воздействия, чем иная картинка. И прекрасная музыка Шнитке, Баха и Эллингтона в тяжелом обрамлении стука вбиваемых в крышку гроба гвоздей - лучшее тому доказательство. И конечно, прекрасное камео флейты как финальный аккорд. Но здесь я замолчу - смотрите сами.

О героях

На этот раз Лев Абрамович решил побеседовать с нами об эволюции гуманизма. О том, что пройдя многовековой путь, человечество, склонное к варварству, быть может, и стало более интеллектуальным, но не перестало быть варварским.

Гамлет Козловского страшен. Он не заедается вопросом "быть или не быть", произнесенным вскользь, скороговоркой, без пауз. Он совершенно точно знает КАК ЭТО БУДЕТ. (О мысль моя, отныне будь в крови, Живи грозой Иль вовсе не живи!)

Жажда мести едва ли порождена в нем гибелью отца. Украденная корона - причина гораздо более веская. Но совершенное преступление - достаточно убедительный довод в оправдание собственных преступлений. (Пути насилия всегда к насильственным ведут концам!) Роль, сыгранная на сцене актером, - запредельная по высоте планка - безжалостная и прекрасная в своей безжалостности. Ни одного бессмысленного жеста, лишнего взгляда, фальшивой интонации не допустил актёр Данила Козловский в создании своего образа. На сцене он - все: и главная жертва, и главный манипулятор, дергающий за невидимые нити истории других персонажей. (Вы собираетесь играть на мне. Вы приписываете себе знание моих клапанов. Вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны. Вы воображаете, что все мои ноты снизу доверху для вас открыты. (...) Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя!) Я видела не просто талантливо сотканную, сыгранную роль мечты. Я видела, как актёр Данила Валерьевич Козловский, как по шахматной доске, передвигаясь по сцене, расчерченной клетками деревянных могил, шагнул прямо в самую высшую лигу. Непостижимо...

Гертруда Королева Датская. Говорить не о чем. В этой роли Ксения Александровна Раппопорт способна разрушить мир. Любой мир любого масштаба.

Неожиданная Офелия. Нет никакой "невинной девы". Никакого "слабого созданья", раздираемого дочерним долгом и первой любовью. Есть совершенно, плотски, прекрасная женщина, словно со стороны взирающая на трагедию, разворачивающуюся у её красивых ног. Буквально. (Леди, позвольте к вам между коленей?... на колени?... голову к вам на колени?) И даже в безумии её явственно чувствуется насмешка. Елизавета Михайловна, браво!

Клавдий. Одна из лучших, на мой взгляд, ролей Игоря Станиславовича Черневича. Гениальный павлин в красных мокасинах, бедный, пустой, самовлюбленный Клавдий. Втянутый в эпицентр двух страшных бурь - Гамлета и Гертруды, он один, кажется, не видит из-под упавшей на глаза чужой короны ни причин, ни следствий.

И наконец, блистательная тройка - Горацио-Марцелл-Бернардо. Это просто наивысший симбиоз трёх актеров: Сергея Курышева, Игоря Иванова и Сергея Козырева. Один единый организм, слаженный, сыгранный, сжившийся. Поразительно.

Я ожидала от этого спектакля многого. А получила невозможное. Это бомба, заложенная создателями и исполнителями в себя самих и в нас. Она разорвётся не сразу, заставит мучительно размышлять, спорить и искать ответы. Но фитиль уже подожжен.. (Порвалась дней связующая нить... Как мне обрывки их соединить?)

Спасибо, Малый Драматический, за сумасшедшую возможность это увидеть.».